Сергей Тимофеевич Аксаков (1791-1859) большинству рыболовов в представлении не нуждается. Его “Записки об уженье рыбы” – настольная книга многих поколений увлеченных рыбалкой людей. В ней удивительным образом слились воедино знание природы и повадок различных видов рыб, тонкости в понимании процесса рыбной ловли и поэтическое восприятие окружающего.

Там есть и летние светлицы,

Фруктовый сад и огород,

Оранжереи и теплицы,

Да только вымер весь народ.

Там есть поместье без изъяна,

Уж нет помехи ни одной,

Все хорошо в нем для кармана,

Да – нету рыбы никакой!

Разнообразная природа,

Уединенный уголок!

Конечно, много нет дохода,

Да здесь не о доходах толк.

Зато там уженье привольно

Язей, плотвы и окуней,

И раков водится довольно,

Налимов, щук и головлей.

Прощай, мой тихий сельский дом!

Тебя бежит твой сельский житель.

Уж снегом занесло кругом

Мою пустынную обитель;

Пруды замерзли, и слегка

Ледком подернулась река.

Довольно спорил я с природой,

Боролся с снегом, с непогодой,

Бродя по берегам реки,

Бросая вглубь ее крючки.

Метель вокруг меня кипела,

Вода и стыла и густела;

А я, на мерзнувших червей,

Я удил сонных окуней.

Прощай, мое уединенье!

Благодарю за наслажденье

Природой бедною твоей,

За карасей, за пескарей,

За те отрадные мгновенья,

Когда прошедшего виденья

Вставали тихо предо мной

С своею прелестью живой.

Опять дожди, опять туманы,

И листопад, и голый лес,

И потемневшие поляны,

И низкий, серый свод небес.

Опять осенняя погода!

И, мягкой влажности полна,

Мне сердце веселит она:

Люблю я это время года.

Люблю я звонкий свист синицы,

Скрып снегирей в моих кустах,

И белые гусей станицы

На изумрудных озимях.

Люблю я, зонтиком прикрытый,

В речном изгибе, под кустом,

Сидеть от ветра под защитой,

Согретый теплым зипуном –

Сидеть и ждать с терпеньем

страстным,

Закинув удочки мои

В зеленоватые струи,

Вглубь Вори тихой и неясной.

Глаз не спускаю с наплавка,

Хоть он лежит без измененья;

Но вдруг – чуть видное движенье,

И вздрогнет сердце рыбака!

И вот он, окунь благородный,

Прельстясь огромным червяком,

Подплыл отважно и свободно,

С разинутым, широким ртом

И, проглотив насадку смело,

Все поволок на дно реки…

Здесь рыбаку настало дело,

И я, движением руки,

Проворно рыбу подсекаю,

Влеку из глубины речной

И на берег ее бросаю,

Далеко за моей спиной.

Но окуни у нас не диво!

Люблю ершей осенний клев:

Берут они не вдруг, не живо,

Но я без скуки ждать готов.

Трясется наплавок… терпенье!

Идут кружочки… пустяки!

Пусть погрузит! Мне наслажденье

Ерша тащить со дна реки:

Весь растопыренный, сердитый,

Упорно лезет из воды,

Густою слизью ерш покрытый,

Поднявши иглы для защиты, -

Но нет спасенья от беды!

Теперь не то. Внезапной хвори

Я жертвой стал. Что значим мы?

Гляжу на берега я Вори

В окно, как пленник из тюрьмы.

Прошло и теплое ненастье,

Сковал мороз поверхность вод,

И грустно мне. Мое участье

Уже Москва к себе завет.

Опять прости, уединенье!

Бесплоден летний был досуг,

И недоступно вдохновенье.

Я не ропщу: я враг докук.

Прощайте, горы и овраги,

Воды и леса красота,

Прощайте ж вы, мои “коряги”,

Мои “ершовые места!”