На этот раз проканителились со сборами, задержались в пути, не дорога, а сплошные рытвины да овраги, и получилось, добрались до таёжной речки только к вечеру. Успели лишь лагерь разбить, палатку поставить, сварганить на костерке лёгкий ужин, как окончательно опрокинулось на нас небо своей изнаночной тёмной стороной. Разговоры долго не водили - зорьку хотели встретить в полном здравии и во всеоружии с удочками и сыграли отбой.
Утром решили с товарищем, чтобы под ногами друг у друга не путаться и шире охватить водоём своими рыбацкими затеями, в разные стороны речки разойтись. Заблудиться сложно, ступай себе вдоль распадка, а, возвращаясь, водное русло также за основной ориентир держи, да на всякий случай запомни направление течения, чтобы на каком-нибудь рукаве кренделя понапрасну не выписывать. Приятель мой благополучно выдвинулся вниз по течению, а я сотню метров отошёл от лагеря и засомневался: всё ли взял для рыбалки, по карманам похлопал, в рюкзаке посмотрел, и точно, оказывается, лучшее в мире рыбацкое изобретение, передовую наживку всех времён и народов - дождевых червей - забыл!
Ладно, - успокаиваю себя, - чуть-чуть задержусь, зато потом с червями наверстаю рыбацкий успех. Возвращаюсь бодро, настроение ни капли не испортилось, вслух не пою, но мотивчик какой-то у меня оптимистический в голове вертится. Вон уже и палатка видна, но что такое!
Не успели хозяева отлучиться, а тут уже власть поменялась, другие руководители командуют, местный косолапый решил расширить сферы своего таёжного влияния - бразды правления в свои лапы взял! Ветерок в мою сторону тянет, не чует меня подслеповатый босоногий увалень, затаился, наблюдаю: «И чего медведю, если на полном серьёзе, здесь надо?»
Приблизился топтыгин осторожно к палатке, потоптался, а костерок притух, но под слоем пепла ещё совсем не затих, возьми и щёлкни недогоревшей веткой. Подпрыгнул мишка от неожиданности, с опаской попятился, затем повернулся и пошлёпал босоногий в обратную сторону. Думаю: «Уходит, испугался запаха дыма и человеческого духа, случайно занесло не туда топтыгина, а теперь потопал восвояси зверюга». А медведь к речке направился, оказалось, решил ванну принять, в воду залез, так что только морда наружу!
- Вот даёт! - удивляюсь я поведению мишки. - Сейчас немного обживётся, ещё медведицу позовёт в гости, расхвастается: - Вот, смотри, как я устроился, как современные косолапые живут! Всё у меня есть, место на берегу самое лучшее на этой речке, на случай дождя не под кустом будем сидеть, шкуры квасить, а под брезентом. Проголодаемся, захотим, сладкие корешки станем копать или рыбку кушать и черёмухой закусывать, вон с того дерева с ягодками, что у речки растёт! Какой у нас тут с тобой замечательный роман получится, всему зверью на загляденье!»
Однако медведь долго в природной ванной не засиделся, вылез, не отряхивается, потерял былую благородную стать, напыщенность, выглядит облезлой взбалмошной коровой, и в таком неприглядном виде опять к палатке. Встал подле кострища-пепелища, да как тряханул шубу, что душ из тысяч брызг получился, зашипели угольки, клубы пара поднялись.
- Вот зверь нынче пошёл! - уже решаю я. - Не знаем мы их жизни, особо не приглядываемся, а они у людей уже привычки перенимают, ничем в «соображалистости» человеку не уступают! Медведь парилку себе устроил! Сейчас ещё веничек берёзовый наломает и ну себя охаживать! Но медведь к венику, по-видимому, ещё не приучился, опять в речку полез, а оттуда галопом, чтобы воду не растерять к костру, второй заход в парилку делает, опять каскад брызг, каменка ещё не остыла, выдала новую порцию парка!
Но уже через некоторое время выяснилось: медведя терзали совсем другие мыслишки. Он весь этот спектакль с баней - с парилкой устроил, чтобы безбоязненно в палатку пробраться. Инстинкт панического страха перед огнём притупился у косолапого от постоянного соседства с людьми и привыканием к запаху горелого, но всё-таки даёт о себе знать, и так вот медведь с ним решил на этот раз управится - вступил в добровольную пожарную дружину. Удостоверившись, что от костра не исходит никакой угрозы, топтыгин стал тыкаться носом в стены палатки, ища вход.
- Ну, уж, дружище, хватит, напридумывал я тут про тебя, про твои недюжие способности, насочинял, а ты всё о своём животе печёшься, чтобы чего слопать. Так скоро и оберёшь нас, объешь, без ничего останемся! Всё, баста! - накручиваю в себе решимости пресечь преступные поползновения хозяина тайги.
С опаской, «как зверюга-то среагирует?», но всё-таки отважился я крикнуть. Слово подходящее сразу не нашлось, и получилось примерно: «О-о-о-о-о!..», но неожиданно произвело эффективное воздействие - медведь приподнялся на задние лапы, застыл на мгновение, словно гигантский ископаемый суслик, вычисляя, откуда идёт угроза. Потом резко сорвался с места и в несколько прыжков скрылся за зелёной завесой.
- У-у-у-лю-лю-лю!.. - вдохновлённый бегством противника, кричал я ему вдогонку и для большей острастки ещё и посвистел. Посчитав, что после моего «страшного свиста» и проделанной воспитательной работы таёжный зверь теперь вряд ли к нам сунется, и отыскав червей, я отправился за хариусами.
Речка нехожена, рыба не пугана, особо и мудрить с оснасткой не пришлось, отловил я свою норму хариусов, больше всё равно не унести, и вернулся к лагерю, а там меня уже товарищ в расстроенных чувствах дожидается.
- Что так-то? - вопрошаю я про себя, записав в обидчики товарища местного медведя, «но, славу Богу, жив-здоров» напарник, - как рыбалка? Что словил?
- Наловил я не меньше твоего, - объясняет рыбацкий коллега, - но на обратной дороге «непонятки» вышли - обезьяна забрала.
- Какая ещё обезьяна? - недоумеваю я.
- Горилла или шимпанзе, - говорит приятель.- Я в них особо не разбираюсь. Но большущая!
- Да не живут у нас обезьяны! - спорю я с товарищем. Ты-то её рассмотрел как следует? Может, это медведь?
- Ты знаешь, особого желания рассматривать не было. Но медведь разве может так кричать? «У-у, у-у-у!», - орёт, скачет вокруг тропы, ветки ломает! Что у неё на уме? Снасти сберёг, не бросил, а вот рыбу пришлось оставить, жизнь - здоровье дороже!
- Странно, так прямо и кричит «У-у, у-у-у!» - повторил я за товарищем.
- Так и кричит! - подтвердил напарник, продолжая придерживаться своей версии. - Наверное, сбежала от кого, из зверинца или зоопарка!
Поделился я уловом с приятелем, но, продолжая сомневаться в существовании местной обезьяны, всё уточняю подробности их встречи. Товарищ даже слегка заобижался от такого недоверия. На обратном пути мы, сокращая дорогу, смягчили неровности траектории изначального маршрута, и надо же, к собственному удивлению, среди буреломов и чертолесья вышли на чей-то огород. Раскорчевана тайга в глухом урочище, повыворочены булыги и коренья, без тракторов и без мотыг всё перепахано - прополото, с одной стороны с изгородью из зарослей малины и стволов живых деревьев, а в другую ещё некопанным - несобранным борщевиком в человеческий рост. Неведомый таёжный фермер ведёт здесь своё хозяйство. Однако долго осматривать чужое поместье нам не дали.
- У-у-у, у-у-х! - донеслось из ближайшего ельника.
- Горилла, та самая! - узнал приятель свою обидчицу и, уже почувствовав себя победителем в нашем прошлом споре, добавил. - Ну, что я тебе говорил!
Но «горилла» не застеснялась на этот раз показать и свой подлинный лик - привстав на задние лапы, она обнаружила вовсе не обезьянью голову. На нас, не проявляя признаков дружелюбия, взирал медведь!
Я машинально выкрикнул своё спасительное: «О-о-о-о-о!..». Но не сработало!
То поддавая хрипоты в своих рыках, то затягивая гласные звуки, выражая нам своё неприятие и нетерпение, шумел медведь, наверное, раздражаясь обосновано:
- Совсем доняли, куда не сунься - везде двуногие! Все тропки перекрыли! Как я к вам в гости, так взашей прогнали, ну и я вам отворот поворот дам! Я ли здесь не хозяин! Гу-гу, ух-ух…». Нервничал медведь, приподнимаясь на дыбки и делая выпады в нашу сторону.
Мелкими шажочками, бочком да пятясь, ретировались мы и долго ещё слышали, как рассерженно бурчал на своём огороде топтыгин.
Юрий Жекотов
Свежие комментарии