Давно уже не выходил я на волжский простор, где бегут кипящие валы и наполняет грудь свежий ветер, пахнущий тёплой водой и особым запахом большой реки. Как не стало моторной «Оби-3» легкокрылой, так и всё реже бываю на течении у фарватера. Но и в протоках архипелага островов идёт своя интересная жизнь, где есть те же волжские просторы, ветра и тяжёлые волны, но можно зайти в тихий залив, уставленный корягами, где вывернется вдруг у зарослей роголистника бочина сильного хищника, щлёпнет по воде увесистый хвост, и кинутся врассыпную стайки испуганной верхоплавки. Здесь, на островах и в протоках, дни идут размеренно, в сонном шелесте липняка и берёз, плеске набегающих волн и бормотании дизельных движков на Волге. А красными от заката вечерами тишину нарушают шлепки и удары рыбьих хвостов в зеркальных заливах.
Хитрый лещ
Я знаю, что здесь много леща. Он попадается в сети рыбаков и местных жителей, но на удочку клевать не хочет. Если встать на лодке по кромке островной полосы травы, прикормить место и забросить пару удочек, положив их на борт лодки, то можно через какое-то время дождаться поклёвки подлёщика или густеры. Вместе с этими плоскими «лещёдками» и плотва-сорожка начинает теребить наживку. Но где ходит этот толстогубый и золотобокий матёрый лещ? Я пробовал ловить и на манку, и на кукурузу. Но на Волге, пусть и мелководной, являющейся частью Чебоксарского водохранилища, рыба брала только на червя и опарыша. А растительная насадка малых рек не соблазнила даже худосочного подлёщика. Хотя на лесной речке Большой Кокшаге нередко только на неё и брали лещи и караси. У больших и малых рек разные характеры.
Оставшиеся полдня я бороздил на лодке залив, стараясь найти ямы и борозды на дне. Если находил, то забрасывал снова две свои «поплавочки» и в нетерпении ждал настоящей поклевки. Но то совсем место было безжизненно и пусто, то одолевали ерши, то снова клевали сорожки, а в траве и по её кромке, где была ямка, поплавок наклоняла и топила краснопёрка. Изредка подходили некрупные подлёщики, и тогда рыбалка становилась веселее. Но ни одного леща хотя бы за полкило не было.
Вечером я готовлюсь к ночлегу: натягиваю палатку от комаров, ставлю на огонь котелок для ухи, слушаю приёмник с обычными уже мрачными новостями и пью горячий чай, приправленный листиками смородины, найденной на острове. Сварив уху из подлёщиков, плотвы и ершей, сижу у воды с тарелкой, наслаждаясь сладким наваром свежей рыбы. Остальную уху переливаю из котелка в глубокую тарелку и убираю под крышкой в холодок, ближе к воде. К утру бульон станет нежным желе. Бульон крепок и густ, без картошки, а ночи уже прохладные, особенно посреди большой воды.
Схватится уха и подёрнется золотистой плёночкой, тягучей и трясущейся, прикрывающей белые куски рыбы. Ни одно ресторанное заливное не сравнится с этой простой и наваристой юшкой, сваренной густо из свежей рыбы и приправленной вечерним воздухом. Здесь, на островах, ещё остались луговые травы, душистые и отдающие к вечеру тепло знойного на убыли лета.
Отмываю после жирной ухи котелок, кипячу воду, а потом ставлю париться на угли кашу из гороха, пшена и «Геркулеса». К ней, каше, утром добавлю лещёвой фидерной прикормки, для запаха.
Ночной ветер-бриз шевелит ветви ольхи, и в песок бьёт небольшой волновой накат. Под эти звуки и засыпаю в палатке с мыслью найти утром леща, обязательно найти…
С самой ранней зарёй просыпаюсь по будильнику телефона, ёжусь от утреннего холодка, кипячу воду, завариваю крепкий чай, пробую заливное, в который уже раз удивляясь отменному его вкусу. Только такое блюдо и пойдёт с утра для завтрака, а потом - можно и горячего чайку для согрева…
Знобясь от утренней росы, промочившей камуфляж, перемешиваю кашу с прикормкой в небольшом ведёрке и выхожу на воду. Встаю на якорь-трак в той же траве, где накануне была набросана прикормка и где клевали плотвички с краснопёрками. Ну, сегодня-то уж точно подошёл сюда лещ… К тому же и утро знатное, тихое, с туманом, лежащим на парной зеркальной глади протоки. Только слышно в тишине бульканье охотящихся на мелководье окуней, и хлещет где-то по воде хвостом сонный ещё хищник.
Вот и первая поклёвка, настоящая, лещёвая… Поплавок, качнувшись, лёг на воду и тихо поплыл в сторону травы, медленно привставая, а затем и погружаясь. Пора… Подсекаю и чувствую в глубине на леске ту же привычную и не упористую тяжесть вчерашних подлёщиков. Так и есть… На поверхности сонной воды, затянутой поденкой, всплеснул и засеребрился тускло в свете зари небольшой подлёщик…
Через час ловли некрупной рыбы я выбрался на берег и начал перебирать свои снасти, вытряхивать брезентовые сумки с рыбацкими запасами. Сам не зная, для чего… Что-то вертелось в голове, пока, наконец, не определилось в конкретную мысль. Найдя в сумке лёгкую кормушку-пружину, одну из тех, которые я обычно применял на тихой реке или на пруду, нацепил её на леску спиннинга, взял с собой наживку, прикормку в ведре и снова вышел на воду. Теперь я уже знал, что искать. А искать надо было русловое углубление с хоть каким-нибудь течением, хотя, конечно, здесь такое место найти нелегко. Но не на Волгу же идти. Далеко, да и не готов я со снастями к волжской ловле. Там нужны бортовые донки с тяжёлыми кормушками.
Выйдя на воду, смотрю по сторонам. Вон там, на краю острова, есть русло глубиной до десяти метров. Это я знаю по зимней рыбалке, когда мы выставляли там жерлицы по шестиметровому свалу на эти самые десять… Скорее всего там была до затопления речка Рутка. Примерно в этом направлении и расположено русло от так называемого устья Рутки, представляющего сейчас залив, сплошь уставленный деревьями и корягами.
Вчера там, куда я сейчас смотрю, шла волна с Волги. Это было видно даже отсюда. Белые барашки крутились на тёмно-зелёных валах, идущих с юго-востока. Но сейчас там тишина, такая же зеркальная гладь. Итак, вперёд! К затопленной речке.
Вскоре я уже вышел за край острова, и передо мной открылась Волга-водохранилище. Полный штиль заковал громадную гладь в неподвижную и тёмную массу, в которой лежало такое же громадное небо. Опустив якоря примерно в том месте, где когда-то мы ловили со льда щук, я промерял глубину. Да - шесть метров с гаком. И есть течение, не сильное, но для моей кормушки весом в пятнадцать граммов хватит и такого.
Набиваю кормушку кашей с прикормкой, насаживаю на крючки опарышей с червяками в виде «бутербродов» и отбрасываю кормушку дальше от лодки. Всё… Снасть наготове, но будет ли что-то брать? И сторожка у меня на кончике удилища нет. Будет ли видна поклёвка? Словно в ответ на мои вопросы удилище вдруг поползло по борту, и видно было, как подёргивается вершинка спиннинга. Подсечка!.. Ага, тяжесть явно не сравнимая с юркими толчками подлёщиков. Вскоре под лодкой блеснуло, а потом и полыхнуло золотом крупной чешуи. Наконец-то!..
На леске устало упирался довольно крупный лещ. Он всплеснул ещё раз чёрным хвостом и лёг на воду. Я взял его руками и бросил в садок. Из садка взметнулся столб брызг. «Поздно, дружок, - что-то вроде этого шепчу в тихой радости. - Теперь ты мой…».
Рыба из тины
Высидев на русле с десяток подлёщиков и ещё пару неплохих лещей, я пошёл к острову. Поднялся ветер и опять раскачал волжскую волну. На плоскодонке Леонида, у которого я взял лодку, тут не постоишь на якорях, захлестнёт и притопит, если ещё сильнее разгуляется Волга.
На острове, пообедав холодной ухой и бутербродами с колбасой, я взялся было готовить что-то вроде сторожка для импровизированной бортовой донки из спиннинга, но прилёг на ветерке и задремал.
Проснулся уже тихой ночью. Надо мной горели мириады звёзд, было безветренно и тепло, почти душно. Над кромкой мелколесья соседнего острова холодно светилась луна. От неё бежала по воде серебряная дорожка, разбиваясь от всплесков и кругов на воде плавящейся мелочи-верхоплавки. В душной тишине были слышны какие-то звуки, напоминающие чавканье и бульканье одновременно. Эти странные звуки слышались с другой стороны залива. Там берег был в камышах, а подходы к острову представляли собой сплошные заросли из роголистника, кувшинок-кубышок и полос тины, где местами были небольшие окошки чистой воды. Вот оттуда-то и слышалось это довольно громкое чавканье, словно поросята возились в тёплой грязной тине. Было относительно светло от полной луны, и я пошёл к тому загадочному месту, где явно кто-то усиленно отъедался под прикрытием ночи.
Как я тихо ни подходил к берегу, чавканье всё же стихло. Но было видно, что шевелились камыши. Так же тихо я вернулся к своей стоянке и взял поплавочную удочку, захватил и червей с опарышами. Едва-едва переставляя ноги, подкрался к камышовому месту, прицелился и закинул поплавочную удочку в оконце среди густой тины. Поплавок был виден на зеркальной воде, освещённой луной. Но вдруг он побежал по поверхности и юркнул вглубь. Я подсёк и потянул удочку к себе. Вода забурлила, и на тине заплескалась тяжёлая рыбина. Так прямо по тине я и вывел её на берег. Это был линь… Вот тебе и волжская рыбалка.
До утра я поймал ещё пару линей и начал готовиться к выходу на большую уже воду.
Свежие комментарии